Психастенику свойст­венны изначальная тревога, слабое вытеснение, дефензивность, деперсонализация с блеклой чувственностью, анали­тичность, реалистичность мироощущения.

 

         Изначальная (базальная) тревога и слабое вытеснение. Для психастеника жизнь полна опасностей. Он ощущает их не абстрактно-туманно, как большинство людей, а с остро­жгучим переживанием того, что рано или поздно они про­изойдут или уже произошли, только он пока этого не знает. Психастеник живет так, как будто идет по минному полю. Многим такое отношение к жизни кажется неправильным. Но правда психастеника в том, что мир, действитель­но, полон опасностей. Конечно, он понимает, что кроме опасностей, есть свет и радость. Но верх берет тревожная логика: если опасность вовремя не обнаружить и не обез­вредить, то свет и радость исчезнут — стало быть, об опас­ности думать нужно. Тревога эта изначальна, никто психа­стенику ее не внушал, она живет в глубинах его существа. Она базальна, так как вытекает из переживания зыбкости человеческого бытия.

 

         Почему же большинство людей не страдает подобным образом? Им помогает доверие к бытию, судьбе, жизни, ве­ра в Бога. Многие вытесняют базальную тревогу. У психа­стеника же очень слабое вытеснение в этом отношении. Ему страшно не думать о страшном.

 

         Изначальная (базальная) тревога свойственна астени­ку и ананкасту, но они в большей степени способны ее вы­теснять. Эта тревога выражается не только в недоверии к естественному ходу событий, но и проявляется вполне определенными феноменами. У астеников — это преимущест­венно тревожная мнительность, у психастеников — сомне­ния, у ананкастов — навязчивости. Все эти феномены свя­заны одной тематикой — что-то плохое может случиться. Базальная тревога встречается и у людей других характеров, особенно у шизоидов и циклоидов.

 

         Психастенический характер родственен астеническо­му, но является более сложным характерологическим ан­самблем. Свойственная астеникам дефензивность с конфликтом ранимого самолюбия и чувства неполноцен­ности в полной мере присуща психастеникам. Но в отличие от астеника, психастеник подробно анализирует внутрен­ний дефензивный конфликт и его внешние проявления.

 

         Деперсонализация (чувство своей эмоциональной измененности) у психастеника носит мягкий характер. Суть ее в том, что в ситуации стресса у психастеника как бы вы­ключаются, "немеют" чувства, мышление при этом остает­ся ясным, и сохраняется способность разумно действовать. Этим-то и объясняется, почему робкие психастеники со­вершали военные подвиги, уверенно и собранно отвечали на экзамене после бессонной ночи. По причине того же ду­шевного онемения они не чувствуют острого горя на похо­ронах. Психастеник может всю жизнь отчаянно бояться ка­кого-то события, например смертельной болезни, но, когда это событие происходит, то включается деперсонализация, и он встречает его стойко и даже мужественно.

 

         Однако в повседневной жизни, при мелких стрессах, ду­шевное онемение оказывает психастенику плохую услугу. Всякий раз, когда нужно как-то выявлять свои чувства, они ускользают, и психастеник теряется. Без "компаса чувств" непонятно, что сказать в той или иной ситуации, невозмож­но естественное, раскованно-непосредственное поведение. Приходится искусственно выстраивать "правильное" пове­дение, одновременно анализируя, удачно ли получается. При этом психастеник тревожно напряжен, скован. Внутри у него — неуверенность, растерянность: что сказать, как от­ветить. Порой, как назло, при отсутствии адекватных чувств, приходят совершенно неуместные мысли и пережи­вания; их надо вовремя отследить, не дать им выхода. В этом состоянии психастеник может допустить какой-то ляпсус, тут же попытаться исправить его, невольно напряга­ясь и вызывая ответное напряжение у собеседника. В таком состоянии неуклюжие шутки психастеника, вместо того, чтобы сгладить неловкость, лишь усиливают ее.

 

         Пытаясь "включить" живые чувства, психастеник ста­рается мыслями четче обозначить суть ситуации, характер отношений. Вместо радости общения в душе возникает не­естественная натужность. Чувства же, ради собеседника, приходится немножко изображать. Иногда, психастеник свою неспособность испытывать чувства. адекватные ситу­ации, трактует как грубую патологию и напрасно мучается переживаниями по поводу несуществующей у него шизо­френии.

Но вот, остается психастеник вечером один в спокой­ном уюте своей комнаты, и в душе все оттаивает. Тогда и включаются живые чувства, возникает полноценный от­клик на все, произошедшее за день. Ощущается радость от встречи с интересным человеком или захлестывает острая душевная боль при воспоминании о похоронах. Психасте­нику досадно, что эти чувства пришли с опозданием, что не удалось их выразить в нужный момент. Однако следует за­метить, что даже в эти моменты полного спокойствия псих­астенику может не хватать уверенности в точности своих чувств.

 

         Если бы было принято выказывать свои чувства не в момент взаимодействия, а спустя какое-то время, в письме, ему было бы легче. Иногда он и сам обнаруживает, что в письмах может выражать себя полнее. Психастеник начинает настраивать себя на то, что в следующий раз будет ес­тественным, скажет искренние, от сердца, слова, когда нуж­но — обнимет человека, выразит подлинное сочувствие. Однако наступает следующий день и вместе с ним — снова тревожное напряжение по поводу неестественных, онемев­ших чувств; впрочем, кое-что из намеченного выполняется.

Зная свою особенность, психастеник старается заранее обдумать ситуацию, написать в блокноте ключевые пунк­ты — все это для того, чтобы его слова и поступки были точнее, адекватней. В ситуации, к которой, по его мнению, он готов, психастеник испытывает меньший стресс, стало быть, меньшее онемение и больше непосредственности. Ведь общается же он без выраженной деперсонализации с друзьями и родными.

 

         Блеклая чувственность или, как выражаются психофи­зиологи, слабость "животной половины" или "жухлая под­корка" неотъемлемы от данного характера. Подкорка — это область мозга, расположенная под корой больших полуша­рий. От ее функционирования зависит способность органов чувств ярко, цепко, точно и с наслаждением воспринимать окружающий мир. У психастеника работа мысли, то есть активность коры больших полушарий мозга превали­рует над активностью подкорковых областей мозга. Это объяснение хорошо и просто описывает фи­зиологические предпосылки блеклой чувственности психастеника при одновременном компенсаторном засилии мыслительной работы.

 

         Блеклая чувственность конкретно выражается в том, что непосредственные радости бытия — наслаждение тон­кой гастрономической кухней, мышечная радость от заня­тий спортом, удовольствие от ходьбы босиком по влажной траве и т.п. — воспринимаются психастеником глуше, чем людьми иных характеров. Психастенику не хватает при­родной координации движений, ловкости, глазомера, при­родного чутья. Его механическая память слабовата, у него нет абсолютного музыкального слуха, не хватает сочности, яркости красок в восприятии мира. Проговорив целый час с человеком, психастеник затрудняется описать детали одежды собеседника, цвет его волос, не может уверенно вспомнить конкретных фраз и выражений. Но хорошо по­мнит общий смысл и тональность беседы.

 

         По причине той же блеклой чувственности в его памяти не остается рельефного, устойчивого отпечатка только что произошедшего события. Так он мучается и перепроверяет, уже в который раз, закрыл ли дверь, выключил ли газ перед уходом из дома. Это не навязчивости, так как он на самом деле не может убедительно для себя воспроизвести в памя­ти момент захлопывания двери, выключения газа. И прихо­дится повторять данные действия до тех пор, пока не воз­никнет четкое воспоминание-ощущение: да, газ выключен.

 

         Эти проверки, отчасти, обоснованы, потому что психа­стеник по рассеянности, действительно, иногда забывает выключить газ, закрыть дверь: проверки являются компен­сацией его рассеянности. Таким образом, мы видим у пси­хастеника две причины неуверенности в собственных чув­ствах: деперсонализация и слабая чувственность. Необходимо отметить, что деперсонализация и блеклая чувственность неотделимо дополняют друг друга: блеклые чувства легче поддаются онемению, а онемевшие чувства становятся более блеклыми. Психастеник компенсирует свою неуверенность чрезмерной аналитичностью.

 

         Чувственную блеклость психастеников является основой их двигательной неловкости, отсутствие чувства реального, неестественность, ощущение неполноты жизни, рассудоч­ность.

 

         Аналитичность выполняет компенса­торную роль по отношению к деперсонализации и блеклой чувственности. Аналитичностьпсихастеника рефлексивна. Рефлексия — это способность отстраненно оценивать свои пере­живания, как бы выходя из себя и наблюдая за собой со стороны. Рефлексивность — свойство абстрактного высо­коорганизованного мышления. Интересно, с юмором опи­сывал так называемое "тройное я" психастеника один исследователь: «его первое "я" чувствует страх; второе "я", не желая обнаруживать перед другими свое психическое со­стояние, замаскировывает этот страх и старается — часто с успехом — скрыть свое волнение и быть спокойным; нако­нец, третье "я" наблюдает за первыми двумя, а подчас и подсмеивается над ними».

 

         Деперсонализация, блеклая чувственность, слабое вы­теснение способствуют рефлексивной аналитичности, так как мысль, не опьяняясь яркой красочностью впечатлений, захватывает душу, сплетаясь в тягостный самоанализ-са­моедство. При неудачах психастеник мало способен думать о себе нейт­рально или хорошо, и склонен к самобичеванию. Одна из причин этого состоит в том, что неудачи актуализируют психастеническое чувство неполноценности во всех его подробностях, с чем не может смириться ранимое самолюбие психастеника и мучительно наказывает его. Самоанализ-самоедство часто не нравится самим психастеникам, так как не выводит их к свету и толь­ко сильнее занижает самооценку. Другой человек бросил бы это тягостное занятие, психастенику же непременно на­до выяснить, что он за человек и чего стоит. Вытеснить из сознания это неприятное выяснение он не способен. При этом он судит себя чересчур строго, (мерки задает ранимое самолюбие и гипертрофированная совестливость).

 

         Нерешительность, а стало быть, трудность уверенно дей­ствовать также погружают психастеника в тягостное размы­шление, по принципу "семь раз отмерь, один — отрежь". Вспомним Гамлета, образ которого трактуется по-разному: от эпохального интеллигента до холодного эгоиста, фило­софствующего там, где это не уместно. Независимо от этих мнений, ясно одно: убей Гамлет без промедления своего врага, великой пьесы не получилось бы. Вся соль пьесы — в глубоких размышлениях. Гамлет говорит: "Так трусами нас делает раздумье". Интересна и обратная мысль, что трусость (нерешительность) склоняет к тревожному раз­мышлению. По отношению к психастенику верны обе эти мысли.

 

         Сомнение — типичная черта психастенической анали­тичности. Сомнение — это встреча, борьба нескольких мне­ний, логическая работа ума. Оно возможно лишь в ситуа­ции неопределенности. Когда психастеник сомневается, то это значит, что он не уверен ни в плохом, ни в хорошем. Ес­ли в неопределенности психастенику видится какая-то зна­чимая для него угроза, то он постоянно думает об этом. Не думать для него в этой ситуации практически невозможно, тем более, если речь идет о чем-то важном. Бывает, что сомнение крутится, и крутится внутри себя, не продвигаясь вперед и не в состоянии остановиться. Изнурительно дол­го оно может работать вхолостую, пока неожиданно не оза­рится пониманием. Или постепенно, почти незаметно для себя, винт сомнения входит в изучаемый вопрос все глубже и глубже, наконец, достигая ответа. Психастеническое со­мнение — это способность отыскивать неприятную неопре­деленность и превращать ее в радующую ясность.

 

         Существуют типичные мучающие психастеника раз­мышления: вопрос о смерти и ведущих к ней опасных бо­лезнях; позор, вообще, и позорные болезни, в частности; су­масшествие; благополучие свое и близких; сложности межличностных отношений; смысл жизни; нравственный долг. Таким образом, психастеник не переживает обо всем на свете, например по поводу неопасных болезней, мелких житейских неприятностей. От многого он, вообще, бережет свое внимание. Иначе он бы просто разрушился от обилия переживаний. Основные сомнения психастеника концент­рируются в нравственно-этической и ипохондрической об­ласти.

 

         Ипохондрия — переживания по поводу мнимой, не существующей у человека болезни. Если болезнь на самом деле есть, но чрезмерно переживается, то говорят об ипо­хондрических наслоениях.

 

         Психастенические сомнения не бывают нелепыми, ало­гичными, они всегда реалистичны: то есть то, чего боится психастеник, действительно может произойти. Другое де­ло, что психастеник преувеличивает степень опасности, ве­роятность беды. Но и в этом есть своя логика. Например, психастенику говорят, что тысячи людей летают самолета­ми, и только маленький процент погибает в авиакатастро­фах. Он соглашается, но добавляет: "А вдруг я-то как раз и окажусь в этом маленьком проценте?".

 

         Истинная навязчивость отличается от сомнения тем, что человек воспринимает ее содержание как полный аб­сурд. Психастеник в детстве и отрочестве может серьезно мучаться от навязчивостей, но с возрастом, по мере формирования характера, их все больше и больше заменяют со­мнения.

 

         Структура тревожного сомнения человека выраженного психастенического склада зачастую такова: существует 1% беды против 99% благополучия, ставка делается на этот 1%, и он воспри­нимается, предположим, как 30% или 90%. Поэтому одно­процентное "а вдруг?" может довести такого человека до сильной тревоги. Это преувеличенное "а вдруг" и есть жало тревожного со­мнения. Психастенику для спокойствия нужно, чтобы ни­каких "а вдруг" не возникало.

 

         Сомнения не позволяют психастенику быть убежден­ным там, где большинство людей, на его месте, давно бы пришло к решению. Например, он может долго сомневать­ся в реальности измены жены, несмотря на то, что все в этом уверены. И корень сомнения здесь не в его оптимизме, которого мало, а в тревожной серьезности: поставишь точ­ку, порвешь отношения — а вдруг жена не изменяла? По­добная опрометчивость страшна и психастеник ходит кру­гами сомнений.

 

         Реалистичность мышления и чувствования проявляет­ся, прежде всего, в склонности к реалистическому миро­ощущению, суть которого состоит в том, что человек ощущает свое тело источником своего ду­ха. Психастеник не чувствует, что душа существует изна­чально, вне его телесного организма, сама по себе, приходя к нему из вечного духовного Первоисточника. Он чувству­ет, что его душевная жизнь рождается в недрах его тела. Подобная реалистичность свойственна психастеникам, ас­теникам, циклоидам, авторитарно-напряжённым людям, с известными оговор­ками также и инфантильно-ювенильным людям. Про лю­дей других характеров, в этом отношении, нужно говорить особо. Речь идет не о мировоззрении, а о чувстве глубинно-интуитивной взаимосвязи своей души и мира. Мировоз­зрение и мироощущение могут не совпадать; особенно час­то демонстративные личности и циклоиды думают то, что им хочется в данное время думать, а не то, что глубинно ощущают внут­ри самих себя.

 

         Реалистичность психастеника проявляется также тем, что он поглощен обдумыванием земных проблем, а не аб­страктных, философских, мистических построений. Его мышление опирается на факты, сверяется с ними в своей сложной аналитичности, уважает опыт и правду жизни. Благодаря сложной работе сомнений, умный психастеник видит мир глубоко и по-земному просто. Он не чувствует своей душой, как шизоид, подлинной реальности беско­нечного, изначального Духа, правящего миром. Человек психастенического характера, пусть неуверенно и сомне­ваясь, идет по земле, ценя теплоту и красоту ее материаль­ности.

 

 

1. Изначальная (базальная) тревога со слабым вытес­нением.

 

2. Дефензивность с конфликтом ранимого самолю­бия и чувства неполноценности.

 

3. Деперсонализация с блеклой чувственностью.

 

4. Рефлексивная аналитичность со склонностью к тре­вожным сомнениям.

 

5. Реалистическое мироощущение.

         Таким образом, ядро данного характера — обусловленная природной, из­начальной тревожностью-дефензивностью, вкупе с чувст­венной жухлостью-блеклостью и засильем реалистической аналитической работы мысли, тревожно-тягостная неуве­ренность в своих достаточно реалистически-земных чувст­вах.

 

         Как и для астеников, для психастеников характерны раздражительная слабость с вегетативной неустойчивос­тью, впечатлительность, быстрая утомляемость, реакция гиперкомпенсации. Однако у психастеников, обычно, эти особенности менее выражены, чем у астеников. Астеники и психастеники — родственные характеры и, в сущности, принадлежат к одной, астенической в широком смысле, группе. Отличие состоит в том, что астеники обладают до­статочно острой чувственностью и у них нет деперсонали­зации и гипертрофированной аналитичности. Многие люди четко диагностируются либо как астени­ки, либо как психастеники. Существует и переходная часть спектра, когда про человека можно сказать, что он, скорее астеник, чем психастеник, и наоборот.

 

         Уже у ребенка-психастеника больше тревожности, чем у других детей. Именно тревожности, а не страхов. Страх — это непосредственное переживание опасности в момент встречи с ней, а тревожность — мучительное ожидание опасности в будущем. В этом смысле у животных много страха, но мало тревожности. Ребенок-психастеник трево­жится, например, когда матери нет дома, его воображение рисует картины всяческих несчастий. Даже если окажется, что мать задержалась, чтобы купить ему подарок, он оби­жается на нее и не рад подарку.

 

         Поскольку тревога связана с опасностью, которая толь­ко еще может случиться, то вполне естественно возникно­вение защит. Подобная защита бывает реальной (напри­мер, мытье грязных рук при опасении заразиться) или ритуально-символической, если надежного реального спо­соба защиты не находится. Их проявления многообразны (постукивания, приметы, под­счет предметов и т. д.), а смысл один — чтобы не случилось чего-либо плохого.

 

         Учеба в младших классах дается трудновато, так как ос­новная нагрузка ложится на память, способность к акку­ратности, быстрому механическому усвоению навыков. Психастеникам присущ постоянный самоконтроль, бесконечные перепроверки, медлительность —в связи с этим они могут не успеть за урок справиться с контрольной работой. Во время докладов, публичных выступлений озабочены тем, как их оценивают окружающие. Публичные выступле­ния часто трудны или невозможны. Они стремятся к по­рядку в учебе, но несобранность не позволяет им создать этот порядок, что вызывает у них раздражение. Очень пере­живают за свою успеваемость. Их не следует жестко ругать за плохие оценки, поскольку это порождает страх неудачи и затрудняет учебу. Если учитель по-доброму относится к такому ученику, подбадривает его, когда нужно, то это по­ложительно сказывается на успеваемости.

 

         В старших классах, где требуются аналитические спо­собности, психастеники начинают учиться лучше и неред­ко творчески. Неспособные механически зазубрить мате­риал, они вынуждены досконально логически разобраться в нем. Доходя до сути своим умом, они способны своими словами ясно объяснить изучаемый предмет другим ребя­там, приобретая в этом качестве популярность среди одно­классников. В институте их успеваемость повышается еще больше благодаря способности логически обобщать и мыс­лить, пусть медленно, но глубоко по-своему, с желанием вникнуть в суть любимых предметов. Во всей полноте ана­литический талант психастеника нередко раскрывается уже в зрелом возрасте.

 

         Школьная общественная работа для них нелегка, так как они боятся ответственности и решений, связанных с неопределенностью, риском. Они медленно сходятся с то­варищами, ищут тех, которые не травмируют их ранимость. Из-за моторной неловкости с трудом дается физкультура, уроки труда, при этом лучше удаются те виды спорта, где нагрузка падает на ноги. Из-за того, что не любят и не умеют драться, выра­батывают в себе осторожность, умение обходить конфлик­ты, уступать. Обычно не умеют знакомиться и ухаживать.

 

         Несмотря на вышеописанное, психастеник-подросток и, особенно, ребенок не проявляет тревожной психастени­ческой цельности взрослого. По временам ребенок может легкомысленно махнуть на что-то рукой, понадеяться на случай, вытеснить неприятность. В детстве у психастеника более "сочная подкорка", чем в старшем возрасте. Он боль­ше способен к непосредственной, не обремененной само­анализом, радости жизни. Да и сама жизнь, под крылыш­ком родителей, видится радостней, безопасней. О многих опасностях ребенок-психастеник просто не знает и потому меньше тревожится.

Наибольшая нагрузка на психастенический характер падает в юности, когда он складывается в систему.

 

         Во-пер­вых, психастеник из узкого круга школы и семьи выходит в широкий мир, где необходимо принимать быстрые и серь­езные самостоятельные решения. Во-вторых, чем больше психастеник узнает о жизни, тем больше он узнает об опас­ностях, и тем больше возникает поводов для тревог. Мир "ощетинивается" новыми, до сей поры неизвестными, опас­ностями. В третьих, усиливающаяся в юности рефлексия на фоне бледнеющей чувственности (в сравнении с детст­вом) часто усиливает нерешительность, стеснительность, трудности общения.

 

         В юности даже реалистический психастеник встречает­ся с промельками философического ужаса. Например, его разум не может вместить в себя представление об отсутст­вии границ вселенной. Порой, у психастеника возникает кризис в жизни при мысли об обреченности на смерть, ко­торая может явиться нежданно рано. Кажутся бессмыслен­ными любые начинания, так как все равно умрешь и зачем тогда все? Целенаправленная деятельность держится на вере в то, что цель будет достигнута, а откуда взять эту веру, если не знаешь, будешь ли жив завтра? Мо­лодой психастеник умом понимает неизбежность смерти, а душой принять, что не будет его, такого живого и настояще­го, не может.

 

         Клинические варианты психастеников практически не выделялись. Допустимо различать психастеников по раз­личным "наслоениям" на основное ядро характера.

 

         Психастеники бывают внешне общительными, душев­но теплыми, то есть циклоидоподобными. Могут быть шизоидоподобными, и тогда у них есть повышенный интерес к аутистическому творчеству. Они любят доводить свои мысли до логической законченности, по причине повышенной чувствительности особенно трудно пускают к себе в душу. Психастеники с ювенильностью отличаются внешней восторженностью, известной спонтанностью, романтическим полетом в душе. Некоторых психасте­ников тревожный формализм роднит с ананкастами. Ряд истероподобных психастеников очень любят похвалы и ап­лодисменты, при этом стесняясь их, оставаясь болезненно самокритичными при неудачах.

Эти разделения по типу подобия условны, так как кон­кретный психастеник может быть "многоподобным", выяв­ляя свои разные грани в разных ситуациях. Бывают и "хре­стоматийные" психастеники, в которых ядро представлено почти в чистом виде, практически без "напластований".

 

         Среди психастеников есть духовные люди с творчески­ми, интересными сомнениями, а есть и примитивные, из­мучивающие своих родственников этическими сомнения­ми типа — пять или пятнадцать рублей дать почтальону, принесшему телеграмму.

 

         Психастеник, как и астеник, испытывает достаточно много трудностей в общении с людьми. Отличие в том, что психастеник эти трудности тщательно обдумывает, анали­зирует. После важного разговора он тревожно перебирает в памяти свои слова, мучаясь тем, что нужно было сказать все совершенно иначе. Беспокоится, что собеседник его не­правильно понял и неизвестно, как сейчас к нему относит­ся. С нетерпением ждет новой встречи с этим человеком, чтобы, увидев его, поговорив с ним, наконец, успокоиться. Иногда психастеник не в состоянии ждать дольше и позд­ним звонком будит своего знакомого, чтобы извиниться и расставить все точки над "i". Знакомый же неподдельно удивлен, так как преспокойно забыл о разговоре и о том пу­стяке, за который винит себя психастеник. Порой для психастеника неопределенность даже хуже плохой определен­ности, так как пытка неизвестностью с лабиринтом сомнений становится нестерпимой.

 

         Психастеники являются людьми нравственными, в том смысле, что хотят совершать хорошие дела и стыдятся пло­хих. Это не означает, что они не способны на дурной посту­пок. Но им трудно выйти из действия "поля нравственнос­ти" и попустительски относиться к своим проступкам. Они подолгу размышляют над нравственными вопросами, так как эти вопросы являются для них насущными, повседневными вопросами их жизни.

 

         Хорошие, нравственные или нейтральные особенности психастеников, по причине сложности жизни, могут иметь и неприятную оборотную сторону. Поясним примерами. Психастенику трудно быть назойливым по отношению к людям, и он может отказаться от каких-то важных дел, ес­ли для своей реализации они требуют настойчивости, на­пористости или нарушают чьи-то интересы, планы.

 

         Психастенику страшно обидеть человека, тем более не заслуженно. По этой причине он может обходить острые углы в отношениях, не идти на прямой разговор, не возму­титься там, где это нужно. Иногда психастеники проглаты­вают обиды и оскорбления, ничем внешне это не выказав. А потом, в узком кругу знакомых или даже незнакомых, могут жаловаться на своего обидчика, рассказывая доста­точно подробно, как дурно с ними обошлись, как трудно им было. В результате таких рассказов они получают сочувст­вие к себе и осуждение обидчика. Этого достаточно, чтобы вышел "порох", и была одержана нравственная символиче­ская победа. Когда обида оказывается особенно болезнен­ной, унижающей личность психастеника, то он бывает зло­памятным на долгие годы. Такая злопамятность является проявлением его ранимости: "заноза" застряла, ранка болит и не заживает. Нередко отношения психастеника с людьми нарушаются из-за застрявших в нем обид. Авторитарно-напряжённая мстительность, выражаемая агрессивным действием, ему не свойственна.

В психастенике часто нет конгруэнтности: он чувствует одно, говорит другое, делает третье. Наблюдательные люди замечают и недолюбливают эту особенность. Цепко это ви­дят истерики и некоторые шизоиды, а потому психастеник бывает напряжен с ними. Неконгруэнтность усиливается тем обстоятельством, что психастеник защитно пытается притвориться таким же, как все. Ему трудно уверенно и от­крыто проявлять себя на людях. Он стыдится, если окру­жающие насмехаются над его несоответствием их стандар­там. Иному психастенику трудно быть умным среди дураков, нежным среди грубиянов, сентиментальным сре­ди циников — и он подыгрывает компании, в которой нахо­дится. Он сам это замечает, и эта его особенность неприят­на ему.

 

         Психастенику неудобно приказывать, заставлять дру­гих подчиняться, но, если он — начальник, то перед ним не­избежно встает задача руководить людьми, в том числе и принуждать к чему-то. Так как ему трудно предстать перед людьми авторитарным, то он старается "завернуть" при­нуждение в нравственную "обертку". Например, объясняет подчиненному, что нежелаемое для того поручение будет для него полезным. Чаще же ссылается на начальство, ко­миссии и, уже от их имени, способен обосновать свое приказание или для дела напугать подчиненных. Все это отто­го, что он не может просто отдать приказание и сказать как многие начальники: "Делайте, как я сказал!". Психастенику быть начальником трудно, так как необходимость принимать неоднозначные решения, невозможность учесть инте­ресы каждого работника, при этом никого не обидев, муча­ют его. Если он займет пост с реальной, серьезной ответст­венностью, то у него может наступить нервный срыв от перенапряжения.

 

         Психастеник избирателен в своей доброте и заботе, и когда заботится о ком-то, то делает это серьезно и последо­вательно. Ко многим духовно не близким людям, он остает­ся внутренне холоден, однако внешне может выказывать им доброжелательное и даже участливое отношение. Отча­сти это происходит по причине внутреннего стыда за свою холодность к ним. Тут психастеника подстерегает ловушка. Люди, поверив в его особую доброту к себе, возмущаются, со временем разобравшись, что особой доброты к ним на самом деле нет.

 

         Другая ловушка, для внешне обходительного и любез­ного психастеника, состоит в том, что привыкнув к его любезности, ему уже не прощают малейших проявлений безразличия. Однажды взяв высокую планку нравствен­но-щепетильных взаимоотношений с людьми, он вынуж­ден ее держать. В этом есть и для него свой плюс — мно­гие люди невольно стараются вести себя с ним также нравственно щепетильно. Во всей этой взаимной преду­предительности есть явная внутренняя дистанция, кото­рая ранимого психастеника может устраивать. Ему гораз­до легче быть с людьми на "Вы", чем на "ты". Некоторым это не нравится, а некоторые сочувствуют ему, так как за внешней обходительностью психастеника чувствуется ле­док одиночества.

 

         Психастеник, как и некоторые астеники, ощущает стыд за плохие поступки близких людей, как будто сам их совер­шает. Отсюда рождается повышенный контроль не только за своим поведением, но и за поведением близких, что по­следним не нравится. Порой, принципиальность психасте­ника вырождается в перестраховочный формализм, от ко­торого душно окружающим. Он становится занудлив, из-за своего желания все сделать добросовестно, а также по при­чине своих многократных попыток объяснить одно и то же, так как боится, что его неправильно поймут с одного раза. Психастеники бывают педантами-мучениками, в отличие от авторитарно-напряжённых личностей и ананкастов, которые получают удовольствие от своего педантизма.

 

         Многих властных людей раздражает в конфузливом, исполнительном психастенике внутренняя самостоятель­ность. Психастеник не любит, когда его переделывают на свой лад, противится такой переделке. Его душа обычно полузакрыта для людей: он с готовностью говорит о себе то, что хочет, а, что не хочет, — умалчивает.

 

         Психастеник чувствует себя неловко, если в разговоре возникает долгая пауза. Он либо, душевно напрягаясь, ухо­дит в себя, либо старается эту паузу быстрее заполнить. В частности, он может рассказывать собеседнику о каких-то проблемах (не обязательно своих) для того, чтобы потом искать его мнений и советов, ставя перед собеседником все новые вопросы и проблемы. При этом бывает, что психас­тенику не так уж нужны эти мнения и советы, нередко он даже лучше разбирается в проблеме. Такая псевдоаналити­ческая беседа необходима ему, чтобы избежать тягостного молчания, в котором обостряется ощущение своей непол­ноценности и стыда перед собеседником за разобщенность душ, по причине которой говорить не о чем. Иногда в таких ситуациях от не­ловкости психастеник несет чепуху, при этом мучительно стыдится и готов провалиться сквозь землю.

 

         Психастеник, будучи нравственно-щепетильным, чут­ко-осторожным, уставая от щепетильности, или гиперкомпенсаторно может иногда чересчур категорично высказы­ваться, переходить на менторский тон.

 

         Итак, мы видим сложно противоречивую натуру психа­стеника, где достоинства, слабости и компенсаторные за­щиты пронизывают друг друга. Невозможно кратко охва­тить все нюансы психастенической коммуникации. Приведенные примеры ставят своей целью помочь уловить общую тональность, мотив психастенической коммуника­ции. К некоторым психастеникам подходят именно приведенные примеры и описанные трудности, к другим — со­вершенно иные. Слишком велика разница между молодым и старым, примитивным и сложным, работающим над со­бой и духовно пассивным психастеником.

 

         Психастеник может, как и человек любого характера, манипулировать людьми, чтобы получить от них что-то ему нужное. Правда, на вопиющее злодеяние он, по приро­де своей души, не способен. Психастеник, если ему убеди­тельно показать, что он не прав, практически всегда чувст­вует вину и недоволен собой. Последнее так типично, что иная реакция ставит под вопрос диагноз психастеническо­го характера.

 

         Необходимо отметить, что психастеники способны на героизм, как по причине защитного деперсонализационного онемения, так и в тех случаях, когда замученные совес­тью, готовы переступить через все свои страхи. Они спо­собны идти на риск ради дела, которое их вдохновляет. Вспомним поездку А.П. Чехова на Сахалин, добровольную военную службу К. Моне в Африке, кругосветное путеше­ствие Ч. Дарвина.

 

         Трудно сказать кому в жизни легче — психастеническо­му мужчине или женщине. Психастеник не похож на бесст­рашного ковбоя или Джеймса Бонда, а психастеничка на "классическую женщину". Она может беспомощно терять­ся в многословных женских посиделках на тему мужчин, нарядов, детей, домашнего хозяйства. Нет в ней бурной эмоциональности, женской расторопности, способности широко и живо сочувствовать, обворожительно окутывая всех и каждого теплой заботливостью. Она не склонна к сексуальному кокетству. Психастеничка сдержана, и окру­жающие могут думать, что она малочувствительная, "замо­роженная" или замечать в ней только внешнюю напряжен­ность. Это несправедливо. Наблюдательные люди могут разглядеть в ней душевную мягкость, доброту, внешне скромную, но подлинную одухотворенность.

 

         Есть в психастениках, мужчинах и женщинах, так на­зываемое стеническое "жало". Стеническое — значит силь­ное, по причине которого они способны в значимых для них ситуациях быть твердыми, настойчивыми. Например, психастеник в ипохондрии способен уговорить врачей провести массу исследований, или с настоящим упорством добивается зачисления в психотерапевтический колледж, чтобы стать высокопрофессиональным психотерапевтом для себя и окружающих. Измучившись нерешительностью в принятии решения, психастеник торопливо и решитель­но проводит его в жизнь.

 

         Практически в любом психасте­нике есть избирательная стеничность, которая помогает ему быть жизнеспособным.

Психастеники, обделенные непосредственной чувст­венной радостью жизни, не являются эмоциональными "бедняками", ведь чувственность — это еще далеко не все переживания. Психастенические люди обладают чувстви­тельной душой. Они остро ощущают не только обиды и унижения, но и нежность, доброту, заботу, страдания. В их душе совершается сложная жизнь реалистической мечты, они способны на внешне тихий, но внутренне захватываю­щий восторг.

 

         Психастеник бывает неожиданен в своих проявлениях. Инертно мыслящий, консервативный, вдруг удивит све­жим поворотом мысли, сделает свободный шаг. Осуждаю­щий что-то, неожиданно широко посмотрит на проблему — и вот уже нет осуждения. Все эти метаморфозы искренние и подлинные. Отчасти они связаны с изменениями настро­ения, но их основная причина лежит в деперсонализационной неуверенности в своих чувствах, оборачивающейся многозначностью отношения к миру. Склонность к сомне­нию не дает психастенику уютно расположиться в одно­значной категоричности, которую он склонен проявлять в гиперкомпенсации.

 

         Психастеник побаивается трудностей семейной жизни, так как она накладывает на него дополнительную ответст­венность. Он боится, что ему не хватит времени на духовные раздумья, что и так небольшие силы поглотятся бытом. С другой стороны, мысль прожить всю жизнь в одиночест­ве невыносимо гнетет его. Психастенику очень важно найти глубоко созвучного человека, с которым было бы нестраш­но разделить судьбу. Без этого семейная жизнь больше от­нимает, чем дает ему. Сексуальная сторона отношений здесь менее важна. Только на сексуальной гармонии психа­стенический брак долго держаться не может.

 

         Поддержка бытием другого человека. Суть этой под­держки заключается в том, что нам становится легче и светлее от сознания, что есть на свете такой-то че­ловек.

 

         Отраженная радость. О ней можно говорить в тех случаях, когда становится хорошо оттого, что хоро­шо и радостно другому человеку.

 

         Раскованность и простота, которой сопровождается общение с человеком. Нет напряженности, утомле­ния — наоборот, расслабляешься.

 

         Глубина встречи характеризуется духовно-эмоцио­нальным созвучием, родственностью душ. Уже при первой встрече может возникнуть ощущение пони­мания с полуслова, давнего, почти с детства, знаком­ства. Собеседники радостно поражены сходству в своих оценках людей, искусства, жизни вообще. Бла­годаря этому возникает чувство необыкновенной ду­ховной свободы. Близость можно также определить как полное отсутствие манипуляции и экс­плуатации в отношениях. Высвобождается "детское" спонтанное начало, и уходит всякая "родительская" критика. "Взрослое" начало всегда готово придти на помощь, если возникает хоть малейший конфликт во взаимодействии спонтанных "детских" энергий. Близкие отношения подразумевают равенство, эмо­циональную безопасность и надежность.

 

         Заинтересованность в личностной реализации  другого человека. Возникает серьезная потребность по­мочь близкому человеку реализовать его жизненное призвание, а не просто быть с ним рядом. Люди слу­жат друг другу зеркалами, в которых они лучше ви­дят себя.

 

         Совместно прожитый отрезок жизни создает между людьми только им ведомые связи. Возникает остро­вок взаимопонимания с особыми словечками, шут­ками, намеками, непонятными для "непосвящен­ных". Это мир на двоих, который живет и умирает вместе с ними. Вот почему сиротеет душа, расстава­ясь с близким человеком.

 

         Незаменимость. Воистину близкого нам человека не заменит никакой другой, каким бы совершенным он не был.

 

         Приведенные качества близости имеют свои нюансы у психастеников. Для них особенно важно духовное, идейное согласие с пониманием, что оба должны помогать друг дру­гу в служении какому-то важному делу. Для психастениче­ских людей близость нарушается, если муж или жена едко высмеивают их дело жизни. Если психастеник почувству­ет, что он стал в тягость, то ему легче резко расстаться с человеком, чем оставаться с ним.

 

         Особенность родительского отношения состоит в том, что в психастенических людях слаб "голос крови". Для под­линной любви к своим родным, включая детей, психасте­ник должен чувствовать личностное сродство. Он может больше сочувствовать малознакомому, но как-то вошедше­му ему в душу человеку, чем некоторым родственникам. Психастеник осознает это и нередко корит себя. Если же родственники, дети духовно ему созвучны, то он с радос­тью отдает им самого себя.

 

         Психастеник, глубоко беспокоясь о близких, нередко мучает себя тревожными представлениями. Например, если дочь долго задерживается, то в голову лезут страшные картины: как попала под трамвай, как ей больно, как мешкает с приездом "скорая". Психастеническая бабушка, живущая с сыном-бизнесменом, измучивает его частыми звонками на работу. Все ей думается о грозящих опасностях, о деловых "разборках". Но вот серьезно заболевает внук, и она уходит в заботу о нем. В этот стрессовый период у нее наступает деперсонализационное онемение чувств, и она перестает до­нимать сына звонками. Когда же внук выздоравливает, то защитное онемение уходит и она снова, бессильная перед своей тревогой, звонит сыну на работу.

 

         Психастеники не бросят своих близких в беде, будут се­рьезно о них заботиться. Однако в повседневной жизни они способны измотать близких своими сомнениями: те ли слова сказали начальнику; не является ли появившаяся на теле родинка опасной опухолью; что случится, если...и т. д. С одной стороны, пси­хастеник в семье не столь осторожен и щепетилен как на людях, а иногда и тяжел из-за своей раздражительности и занудства, с другой стороны, среди домашних он гораздо более естественен, способен обаятельно шутить, импрови­зировать.

 

         Психастенического ребенка нельзя перегружать чувст­вом ответственности. Такие дети чутки к похвале и порица­нию. Важно, чтобы в своих ожиданиях родители учитыва­ли природу конкретного психастенического ребенка, оказывали ему психологическую поддержку, учили его действовать и спокойней относиться к жизни. Ребенок улавливает, что от него ждут родители и пытается порадо­вать их своим соответствием. Однако в юности психасте­ник может "восстать" против навязанной ему жизненной программы и пойти на конфликт с родителями. Если же он будет выполнять чуждую ему программу, то останется не­счастным.

 

         Психастенический ребенок, как и астенический, отзыв­чив на ласку и тепло. Любовь родителей, проникнутая ува­жением к его личности, является хорошей психопрофилак­тикой на всю дальнейшую жизнь. Для психастенического мальчика важна конструктивная модель поведения отца. Если он вырастет в неполной семье без отца, то у него бу­дет сильнее проявляться нерешительность, особенно в от­ношениях с женщинами.

 

         Необходимо уточнить особенности блеклой психасте­нической чувственности. Про нее нельзя сказать, что она только слабая. У психастеника сильное чувство голода. Го­лодный, он жадно и много ест, не замечая, в отличие от цик­лоида, вкуса пищи. Также психастеник может испытывать достаточно сильный оргазм и половое влечение, но мало способен "сходить с ума" в интимной близости, уходить в чувственные тонкости сексуального контакта. Для психас­тенических людей мастурбационная разрядка не намного беднее реальной близости. Им не свойственны изобрета­тельность, стремление необычно экспериментиро-вать в сексуальной области.

 

          Психастенические люди в самые захватывающие мо­менты интимной близости способны наблюдать за собой со стороны и параллельно думать о посторонних вещах. При этом психастенической женщине не свойственна фригид­ность. Слабость "животной" половины у такой женщины отмечается в слабоватом материнском инстинкте. Мате­ринское тепло нередко появляется и усиливается только после рождения ребенка, а не во время беременности. К ре­шению родить психастеничка часто приходит не по глу­бинному "зову природы", а из понятия о женском долге. Среди женщин, полностью отдавших себя науке, нередко встречаются психастенические натуры.

 

          Психастеническая любовь богата человеческой лаской, нежностью. Влюбленным друг в друга психастеникам нео­бязательны прямые объяснения, они намекают о своем чув­стве, и от этих намеков в душе поднимается гораздо боль­шее волнение, чем от прямых слов, произносить которые неловко и которые даже разрушают поэтичность происхо­дящего. Психастеники не склонны к супружеским изме­нам, тяжело переживают, когда изменяют им. Они крайне серьезны в любовных отношениях. Психастеническому мужчине неловко предложить сексуальный контакт жен­щине, которую он уважает, если чувствует, что абсолютно далек от мыслей жениться на ней. Многим психастеникам трудно, даже страшновато, перейти от романтического об­щения к физическому контакту.

 

         Психастеник компенсирует чувство неполноценности не тягой к власти, а стремлением к личностному развитию. Ему важно искренне уважать себя и получить признание от других. Малейшая незаслуженная слава, в отличие от демонстративного или авторитарно-напряжённого человека, для него неприемлема. Психасте­ник тянется к познанию самого себя, так как изначально сам себе неясен. Его рефлексивно-тревожный характер не дает ему возможности полностью погрузиться в практиче­скую, организационную деятельность. Тревожные сомне­ния "растаскивают" его, и он глубинно нуждается в твор­честве, чтобы с его помощью собрать себя в осмысленную целостность. Страх смерти заставляет его думать о смысле жизни.

 

         Нередко психастеник немного старик смолоду, так как не умеет жить настоящим, боится будущего, с интересом вспоминает и погружается в свое прошлое. Это "стариковство" наполнено разнообразными нравственными раздумь­ями, составляющими нерв духовной жизни психастеника. Мы это ясно видим в гениальном творчестве психастениче­ского А.П. Чехова.

 

         Наибольшее удовлетворение психастеник получает от духовных раздумий и переживаний. Зрелый психастеник старается привести свои знания о мире в систему, но она не становится замкнутой, как это бывает с философскими си­стемами шизоидов. Психастеник чувствует бесконечность, незавершимость познания и благодаря этому понимает глубинно религиозных людей, говорящих о неисповедимой тайне Бога. Однако сам он редко бывает истинно религио­зен. Его мышлению созвучно ощущение нерасторжимой связи и единства всего живого: природы, животных и чело­века. Не случайно, что идея эволюции была развита психа­стеником Ч. Дарвином.

 

         Психастенику страшно, что он умрет и от него ничего не останется, как будто и не было его на свете. Некоторых психастеников немного согревает сознание, что их тело возвратится в лоно Природы и будет продолжать соучаст­вовать в таинстве Жизни. Нередко психастеник старается победить смерть "социальным бессмертием": остаться в жизни людей светлой памятью, книгами, научными труда­ми, полезными делами. Через все это люди будут продол­жать общаться с ним и в этом общении его жизнь как бы продлевается.

 

         Одна психастеническая женщина рассказала, что ей о смерти думается легче при мысли, что в жизни оста­нутся люди или хотя бы один человек очень похожий эмоционально-личностно на нее. Он будет так же горевать и тому же радоваться, чему и она. От этой реалистической мечты возникало ощущение, будто и она сама будет про­должать жить.

Некоторым психастеникам подходит чеховское рас­суждение, что между отрицанием и признанием Бога ле­жит широкая область, в которой нужно найти себя. Они пытаются искать и, опять же, чеховская мысль точно ком­ментирует их поиски: когда мучит жажда, то кажется, что выпьешь океан, а приступишь — с трудом три стакана оси­лишь. Так и психастеник — тянется к вере, особенно под влиянием близких, но вместить в себя многого не может. Не удается оторваться от земли в неземной экстаз и напол­ниться Божественной благодатью. В бессмертие души трудно верить, так как ее источником психастеник ощущает, как и другие реалисты, лишь свой телесный организм.

 

         Некоторые психастеники являются "неисправимыми" атеистами, но и они обычно на первое место ставят духовность, только понимают ее вне религиозного контекста. Для некоторых психастеников актуаль­но деление христианской религиозности на следующие два типа. В первом основное значение придается осознанной вере со всеми ее таинствами и обрядами, определенному толкованию святых книг, которому нужно беспрекословно следовать. Те, кто выполняют все требования — спасаются, остальные же должны последовать в ад, в лучшем случае — в чистилище.

 

         Второй тип веры исходит из того, что Бог — бесконеч­но милостив и является сердцеведом, а не требовательным формалистом. Тогда спасение зависит не от сознательной веры и выполнения обрядов, а от того, что живет в сердце человека, и насколько он несет добро людям. Таким обра­зом, патриарх может быть не спасен, а последователь не­христианского вероисповедания помилован.

 

         Психастеника, как правило, отталкивает первый, идео­логически-догматический тип веры и больше привлекает второй, экзистенциальный вариант. Более того, некоторые священники открыто говорят, что любящие людей атеисты ближе к Богу, чем верующие, соблюдающие все правила, а любви не имеющие. Рассуждая в подобном духе, психасте­ник, если он ошибается в своем атеизме, а живет по-божес­ки, может уповать на спасение. Надежда, что его атеизм угоден Господу, успокаивает тревожно-сомневающегося человека.

 

         Психастеник редко бывает воинствующим атеистом. Ему важно ухаживать за могилами близких и внутренне общаться с ними, как если бы они были живы. Психастени­ку трудно говорить плохое об умерших людях. Он не наде­нет просто так крест, так как почувствует что это кощунст­во. Порой ему кажется, что добрые мысли, чувства, даже если о них никто не узнает, все равно важны, имеют значе­ние в жизни.

 

         С возрастом, когда друзья и родные уходят из жизни, и у психастеника нарастает желание встретиться с ними, мо­жет появиться склонность к вере в Бога. Ведь встреча возможна, если есть бессмертие, которое даруется Богом. Мысль о бессмертии ценна для психастеника также тем, что дает надежду реализовать в себе то, что не успел в крат­кой земной жизни. Аморфное бессмертие в форме вселен­ской духовной субстанции без сохранения его живой инди­видуальности психастенику не нужно.

 

         Психастенику важно выразить, оставить на земле свое сокровенное, личностное. Ему не нужна громкая слава, он довольствуется признанием, с надеждой, что будущие по­коления его вклад оценят. Психастенику важно, чтобы его дело жизни было подлинным, чтобы ему можно было ис­кренне служить. Этому служению, как святому долгу, пси­хастеник достаточно строго подчиняет свою жизнь, бере­жет себя от растрат на постороннее. Все, что помогает выполнению долга, становится ему близким, все, что меша­ет — вызывает раздражение. Даже его отношение к людям зависит от того, как они относятся к его делу жизни. Подобное служение становится духовной крепостью психас­теника. Оно помогает ему подняться над своими тревога­ми, без него он вязнет в суетливых беспокойствах.

 

         Для психастеника тягостно долгое безделье, оно обост­ряет чувство неполноценности и нравственно недопустимо для него. Подобное мы можем видеть в переживаниях мно­гих чеховских героев, например Ирина из "Трех сестер" в эмоциональном порыве говорит:"... лучше быть волом, луч­ше быть простою лошадью, только бы работать, чем моло­дой женщиной, которая встает в двенадцать часов дня, по­том пьет в постели кофе, потом два часа одевается...о, как это ужасно!".

 

         Однако если работа не помогает психастенику чувство­вать себя самим собой, она просто глушит его своей утоми­тельностью, как это опять же видно в переживаниях мно­гих героев Чехова. Психастенические домохозяйка или носильщик, как бы они не выкладывались на своей работе, счастливыми на ней быть не могут. Им важно, чтобы в ра­боте выявлялись их личностные качества.

 

         Психастеническая застенчивость похожа на астеничес­кую, но в ней больше двигательной неловкости. Движения психастеника неточные, неуверенные, хотя наряду с неук­люжестью в них есть и обаятельная мягкость. Телосложе­ние астеников и психастеников чаще всего астеническое (хилое, слабое) или лептосомное (узкое), встречаются мо­менты диспластики. Диспластика — это смешение в теле человека элементов разных типов телосложения, а также смешение мужского и женского. Диспластика включает в себя диспропорциональность и легкие телесные дефекты. Таким образом, человек с диспластикой не выглядит клас­сическим красавцем.

 

         Порой в теле психастеника чувствуется робость, неуве­ренность, как иногда говорят, "киселеобразность". Чем уве­ренней движения человека, чем больше в нем мускулисто­сти, подтянутости, тем, как правило, человек ближе к астеническому полюсу и дальше от психастенического.

 

         Для уверенного определения характера необходимо обнаружить в человеке все описанные элементы ядра характера. Они должны проявляться и непосредственно в беседе. Беседуя с психастеником, можно ощутить, что он постоянно рас­сматривает себя и ситуацию как бы со стороны, озабочен оценкой окружающих. От неуверенности в адекватности своих чувств он не бывает раскован, старается не смотреть в глаза; занудлив в своем стремлении как можно понятнее выразить мысль.

 

         При этом, как правило, за внешней сухо­ватостью, напряженностью можно почувствовать теплоту, мягкость. Простыми вопросами легко выявить склонность к тревожным сомнениям этического или ипохондрическо­го характера, болезненное чувство неполноценности, труд­ности коммуникации. Нередко в беседе отмечаются момен­ты гиперкомпенсации: напускная уверенность, бравада, категоричность.