Прекрасно, если авиатехник, проверяющий перед вы­летом самолет, окажется человеком с подобными свойства­ми. Однако если педантизм выражен чрезмерно, то тогда такой авиатехник, многократно проверяя закрученность винтов, может настолько переусердствовать, что свернет винт. У педантичной домохозяйки на кухне царит музей­ный порядок, каждую ночь она встает, чтобы проверить электроприборы и газ, хотя ни разу в жизни не забывала их выключить. В бухгалтерских книгах ананкаста видна чет­кость, законченность. В работе таким людям совершенно не свойственна установка — "и так сойдет".

 

         Внешний облик педанта обычно отличается особой ак­куратностью: ботинки начищены до блеска, одежда всегда чистая и выглаженная, нередко изысканная, волосы хоро­шо подстрижены и уложены. Дажев домашней обстановке такой человек не выглядит неряшливо.

 

         Очень часто ананкасты увлекаются коллекционирова­нием и содержат свои коллекции в образцовом порядке. Если авторитарно-напряжённому человеку важна денежная ценность коллекции или сознание того, что у других такой коллекции нет, то для ананкаста важна ее полнота. Для ряда ананкастов не столь важны предметы коллекционирования, сколько сам процесс. 

 

         Ананкастический человек доволен своей педантич­ностью, считает, что именно так и надо жить. Но при её чрезмерной выраженности, педантичность может лишить покоя, радости жизни, отда­лить от людей, эмоционально иссушить. Патологическая педантичность несет в себе оттенок бессмысленности, навязчивости. Скрупулезно придираясь к деталям, такой человек "закапывается" в них и не способен закончить начатое дело. Буква законов, правил, приказов становится важнее духа самого дела настолько, что оно те­ряет смысл. Гибкость и терпимость порабощаются мелоч­ной придирчивостью, от которой страдают отношения с ок­ружающими.

 

         Даже добродетель, справедливость такого человека, пропитываясь бессмысленным педантизмом, ста­новится тяжелой, давящей. Особенно тяжело, если нет па­уз на юмор, веселье, хоть небольшое, легкомыслие. О таком человеке психологически тонко пишет Чехов в рассказе "Необыкновенный". Главный герой Кирьяков "...честен, справедлив, рассудителен, разумно экономен, но все это в таких необыкновенных размерах, что простым смертным делается душно".

 

         Порой сам ананкаст чувствует, что доходит до абсурда в своей педантичности, но тем не менее продолжает следо­вать ей. (Пример: Учительница началь­ных классов, так тщательно проверяла тетради учеников, что заканчивала этот процесс уже ночью. Через какое-то время она совершенно выбилась из сил, плакала, приходила в отчаяние, но не могла ничего поделать со своей педантичностью. Она уже сама ясно понимала, что это не нужно ни ей, ни ребятам. Более того, реальная учеба уче­ников интересовала ее все меньше, так как в ближайшее время она должна была эмигрировать из страны. В конце концов, она поняла, что ее добросовестность выродилась в навязчивость.)

 

         Навязчивость (ананказм) есть проявление своеобразного педантизма, только перешедшего уже известную грань; частое повторение какого-то действия переходит в навязчивую при­вычку. Навязчивость является родной "дочерью" педантизма, произрастая из него, а затем эмансипируя в самостоятельный феномен. И навязчивость, и патологический педантизм имеют общее в дошедшем до бессмысленности формализме, отрыве от живой, содержа­тельной связи с жизнью. Навязчивость ананкаста — это чрезмерный педантизм, вышедший из-под контроля челове­ка. Навязчивость — это маленький карикатурный портрет педантизма. Разберемся в навязчивостях подробнее.

 

         Навязчивости — это разнооб­разные тягостные мысли, переживания, действия, желания, страхи, навязывающиеся человеку против его воли. Он, по­нимая их ненужность и безосновательность, борется с ни­ми. Иначе говоря, человек к ним критичен. В пылу эмоци­ональной захлестнутости критичность может временно теряться, но стоит человеку успокоиться, как она полно­стью восстанавливается, и он говорит о навязчивостях, как о нелепости, от которой не может отвязаться. В этом отли­чие навязчивостей от бреда и от сверхценных идей, убеж­денность в правильности которых человек отстаивает. При навязчивости мы тоже имеем дело с убежденностью, но только в прямо противоположном — в ее абсурдности. При сомнении речь идет о неуверенности, в которой человеку надо логически разобраться. Если сомнения вытекают из образа мыслей человека, его мироощущения, то навязчиво­сти чужеродны ему.

 

         Наиболее распространено деление навязчивостей на фобии и обсессии (ананказмы). Фобии (страх, боязнь — в пер. с греч.) — это навязчивые страхи конкретного содер­жания, охватывающие человека лишь в определенной об­становке и обычно сопровождающиеся бурными вегетативными проявлениями (обильный пот, сердцебиение, затруднение дыхания и т. д.). Фобии — это непроизвольные реакции на вполне конкретные жизненные ситуации, вне которых они не возникают: избегая подобных ситуаций, можно избегать и фобий.

 

         Ананказмы (от греч., принуждение) или обсессии (от лат., блокада, осада) — спонтанные, идущие изнутри навяз­чивые переживания и действия, которые, в отличие от фобий, не требуют для своего возникновения какой-то кон­кретной обстановки. Навязчивое повторение определенных слов или прикосновение к кончику носа может осуществ­ляться в самых разных ситуациях. В этом смысле от них не убежишь, как невозможно убежать от себя.

 

         Часто говорят об обсессивно-компульсивных расстройствах, суть которых заключается, в том, что навязчивое переживание (обсессия) сопровожда­ется идущим изнутри человека принудительным желанием (компульсия) выполнить какое-либо действие. Компульсия, в переводе с латинского языка, означает принуждение. Компульсивному желанию противостоять весьма трудно, но, в отличие от импульсивного, возможно.

 

         Обсессии и ананказмы встречаются у людей разных ха­рактеров, но везде обнаруживается общность почвы: педан­тизм, склонность к формализму, известная рассудочность, душевная инертность, тревожность, достаточно яркая чувственность.

                                                                

         У ананкастического человека (с резко выраженным характерологическим профилем) обычно масса навязчи­востей, одни из которых представляются ему менее неле­пыми, другие более. Например, опасение не справиться с каким-то заданием (оснований такому опасению нет) и по­терять работу не кажется ему уж столь нелепым. Навязчи­вая мысль, что с кем-то может случиться что-то плохое, со­провождающаяся защитными "оберегами" не вызывает у него чувства глубокой патологичности. Однако, навязчи­вая потребность узнавать породу каждой встреченной со­баки (хотя к собакам он не испытывает никакого интереса), по причине которой он реже выходит на улицу и накупил кучу кинологической литературы, им самим воспринима­ется как "стопроцентный маразм".

 

         Почему же ананкаст, осознавая безосновательность на­вязчивостей, тем не менее продолжает их выполнять? Дело в том, что навязчивости возникают непроизвольно, и чем больше человек старается не думать о них, тем больше ду­мает. Если ананкаст сопротивляется выполнению навязчи­вого действия, то в его душе все сильнее нарастает тревож­ный дискомфорт, и чтобы избавиться от него, человек вынужден уступить и совершить навязчивое действие.

 

         По­сле этого на какое-то время он успокаивается. Суть в том, что с помощью выполнения навязчивостей, ананкаст об­легчает свою душу от свойственной ему изначальной тре­воги. Приведем аналогию: как воду из лодки, в которой по­явилась течь, можно вычерпывать ковшами, уменьшая вес лодки, так и подспудную тревожную напряженность мож­но уменьшить, совершая определенные навязчивости.

 

         Навязчивости ананкаста имеют целебную "хитрость": ананкаст мучается теми навязчивостями, которые возмож­но, пусть при некотором усилии, выполнить и таким обра­зом ослабить внутреннюю напряженность. Ананкасту не приходит навязчиво-неотступное желание потрогать кам­ни на Луне или пообщаться с Олимпийскими богами. За­крепляются навязчивости за счет инертности, неотделимой от педантизма, то есть по механизму привычки.

 

         Итак, важная особенность ананкастического характера заключается в том, что изначальная, базальная тревога, преломляясь скрупулезной педантичностью, превращается в разнообразные навязчивости, которые можно выполнить и тем самым облегчить душу от тревожной напряженности. У человека с резко выраженным характерологическим профилем ананказмы возникают в обычной повседнев­ной жизни, у человека с умеренно выраженным профилем — в сложных, конфликтных си­туациях.

 

Схематично эту особенность можно выразить так:

 

1. Изначальная (базальная) тревога.

 

2. Педантичность.

 

3. Навязчивости (ананказмы).

 

         У педантических личностей слабый механизм вытеснения неприятностей и опасностей. Ананкасты страдают как от навязчивостей, так и от сомнений. Совесть ананкаста незрелая, "застывшая", ему присущи категории традиционной морали (резкое "или — или"), совесть может угнетать его. Ананкаст может ост­ро переживать по поводу того, что переступил недозволенную черту, что его поступок расходится с его ригидной мо­ралью, и при этом не мучиться по существу: переживания людей, пострадавших от его безнравственности, могут со­вершенно его не трогать.

 

         Страх наказания за совершенный поступок порой превышает раскаяние и чувство вины пе­ред пострадавшим. То есть совесть ананкаста, нередко, также бывает навязчивой, оторванной от его реальных мыслей и чувств. Совестливость же психастеника не несет навязчи­вого оттенка. Даже если психастеник обидел не близкого для себя человека, ему тем не менее стыдно перед ним, он ощущает раскаяние, желание искупить вину, а не просто навязчиво мучается совестью. Совесть психастеника доста­точно подвижна, склонна к компромиссам, к преувеличе­нию вины за совершенный проступок. Ананкаст же может смотреть сквозь пальцы на какой-то свой реальный дурной поступок и изводить себя надуманным грехом.

 

         Некоторые авторы описывая личности обсессивно-компульсивного типа, также отме­чают у них скрупулезность и отсутствие гибкости в обла­сти ценностей и этики, не объясняющиеся культурными или религиозными убеждениями. Они отмечают, что лица с этими расстройствами поглощены правилами, законами, порядками, опрятностью, подробностями и до­стижением совершенства. У таких людей бывает прочный брак и устойчивое положение на работе, но мало друзей. Допускают, что обсессивно-компульсивные особенности личности связаны с жесткой дисциплиной воспитания.

 

         Большинство авторов сходятся на том, что ананкасты отличаются избыточной заботливостью, педантичностью, корректнос­тью, точностью, неуверенностью, компенсация которой ча­сто вымучена и неестественна.

 

        Термин ананказм ведет свое происхождение от имени древнегреческой богини неизбежности и судьбы Ананке, что неслучайно, если обратить внимание на символически ритуальную грань некоторых ананказмов. Ананкаст, про­живая свою судьбу, оберегает ее от неприятностей, совер­шая массу навязчивых ритуалов, как если бы приносил жертву богине Ананке. Его жизнь проходит в добросовест­ной двойной работе: первая заключается в труде по испол­нению навязчивостей, а вторая в его конкретной профес­сии, которую он часто умудряется, при всей ритуальной загруженности, делать не хуже других людей.

 

         Слово "ритуал" имеет, по крайней мере, два смысла: оп­ределенный церемониал и судьбоносное деяние. Под пер­вое определение ритуала навязчивости ананкаста подпада­ют тогда, когда образуют из себя длинные, строго определенные, требующие пунктуального выполнения, це­пи разнообразных действий. Под второе определение на­вязчивости подпадают тогда, когда имеют магически дейст­венный смысл. Ситуация выглядит так, словно, действуя или мысля определенным образом, больной способен магически предотвратить ход событий или повлиять на него. Например, если ананкаст при чтении или письме избежит букву «Х» (знак зачеркива­ния), то ему станет легче, словно он предотвратил неудачу. Он может попросить близкого человека заштриховать в книге все буквы «Х», и только после этого начнет ее читать. Или же, ананкаст никогда не наденет ничего черного, так как черное напоминает о трауре. Если же вдруг недосмот­рит, и в ботинках окажутся черные подметки, то, чтобы "уберечь" себя от злой судьбы, ему придется, перекрестив пальцы, сказать сто раз про себя слово "здоровье".

 

         Соблазнительная черта магии — непропорциональное взаимоотно­шение причины и следствия; малое усилие — движение ру­ки, произнесение проклятия — дает непредвиденный, порой очень большой  эффект". Тогда происходит защитная подмена: вместо того чтобы бояться непредсказуемых жизненных неприятностей, ананкаст бо­ится малейшего нарушения ритуала, контроль над кото­рым находится в его руках. Ирония ситуации заключается в том, что трудно понять, ананкаст ли контролирует ритуал или ритуал ананкаста. Другая защитная грань ритуалов со­стоит в том, что ананкаст, боясь спонтанности жизни, со­здает из ритуального церемониала видимость нерушимого порядка. К тому же навязчивость помогает как бы изолиро­вать, замкнуть свои страхи. (Пример: Когда молодую мать преследует мысль, что она может сделать что-то плохое своему ребенку, и она прячет острые предметы, чтобы ненароком не осуществить свою мысль, то в этом казалось бы бессмысленном действии она замыкает, как в магическом круге, все свои страхи и тревоги, амбивалентные чувства, неуверенность в себе, связанные с мате­ринством).

 

         Нередко ананкаст попадает в ловушку своего защитно­го магического механизма. Придумав защиту от одной на­пасти, он думает о другой, защищается от нее, тогда в голо­ву приходит третья и т. д. К тому же, чем больше защит он выстраивает, тем актуальнее становится чувство, что есть от чего защищаться. Он понимает абсурдность всей своей магической защиты, но отставить ее и жить в мире, полном многочисленных неприятностей, он мало способен. Если бы он не боялся этих возможных неприятностей или мог бы иронически смеяться над своими страхами, то и защит­ные ритуалы не понадобились бы. Ему же не до смеха, страх гонит его от ритуала к ритуалу. Он выполняет их ты­сячами, и все ради одной заветной цели, — чтобы возникло ощущение безопасности.

 

         Ананкаст способен совершать рискованные для жизни действия, что­бы реальными страхами заглушить болезненно-навязчи­вые. Со страшной скоростью он может гнать на мотоцикле или, не умея плавать, переходить через реку по узкой доске.

 

         Ананкастическая педантич­ность может проявляться даже в детстве, хотя возрастное отсутствие собранности мешает цельности педантизма. Ананкастические дети отличаются добросовестностью, дисциплинированностью, стремлением к чистоте, любовью кпорядку. Родителям не нужно следить за их учебой, выпол­нением обязанностей: дети сами себя контролируют. На них можно положиться, они исполнительны. Отмечается интересный парадокс, что у сверх­аккуратных педантов может быть настоящий беспорядок в каких-то областях жизни, потому что они, концентрируясь на определенной теме, уже мало способны выйти за ее пре­делы. Так, домохозяйка, которая часами моет руки, неволь­но запускает свое хозяйство.

 

         Ананкасты бывают разные: нравственные и страшные в своей безнравственности. Интересно, что этическая сторо­на навязчивостей может не совпадать с душевной сутью ананкаста. Например, ананкастическая женщина должна навязчиво позвонить матери пять раз, чтобы справиться про ее дела, самочувствие и при этом давно к ней безраз­лична, холодна. И наоборот, ананкаст может навязчиво высчитывать каждую копейку дома, замучивать навязчивым формализмом подчиненных и в то же время относиться благожелательно ко всем окружающим, приходя им серьез­но на помощь, когда таковая требуется. Ананкасты бывают сложными или примитивными, некоторые из них, несмот­ря на педантизм, даже отличаются тонким чувством юмора. У одних педантизм ярче проявляется на работе, у других — дома, у третьих — практически везде.

 

         Часто людям сложно психологически понять характер ананкаста. Им трудно представить, как можно бояться то­го, во что не веришь. Наверное, стрит вспомнить много­численные "нормальные" навязчивости (постучать по де­реву, обойти черную кошку, помахать на прощание из окна и т. д.), чтобы, оттолкнувшись от этого, лучше понять ананкаста.

Не следует думать, что у ананкастического психопата все переживания только навязчивые и нет настоящих, подлинных. Такое представляется невозможным: ведь нечто ощущается навязчивым только по контрасту с подлинным — в этом суть ананказма. У ананкаста могут быть настоящая застенчивость, муки совести, горе.

 

         Другое дело, что они до­полняются навязчивыми переживаниями или порой сами навязчиво преломляются. У людей с умеренно выраженным характерологическим профилем все может ограничиваться педантичностью, которая не несет для них на­вязчивого оттенка, их полностью устраивает, и которую они хотят видеть в других людях.

  

 

         Несколько слов о сходстве. Оба могут быть самолюби­вы, обидчивы (ананкаст даже острее), добросовестны, при­вязаны к близким, инертны, рассудочны, занудливы, чрез­вычайно тревожны. И тот и другой могут стремиться к порядку и аккуратности, быть склонны к сомнениям. Прав­да ананкаст больше мучается от навязчивостей, а психасте­ник от сомнений.

 

 

         У ананкаста есть острая чувст­венность, с нередко сильными влечениями. В нем нет двигательной неловкости, он быстр в реакциях, четок. Многие ананкасты весьма практичны, решительны и высокомерны, чего не скажешь о психастениках. Психастеник занудлив ради того, чтобы быть уверенным, что его пра­вильно поняли, или, чтобы удостовериться, что он пра­вильно понял. Он не очень способен к аккуратности, стре­мится же к ней для борьбы со своей рассеянностью, суетливостью, даже неряшливостью в случае усталости. Многие психастеники, принципиальные в существенных вопросах, весьма уступчивы в мелочах, часто безразличны к ним. Ананкаст же занудлив ради занудливости, аккуратен ради аккуратности, порой мелочно бескомпромиссен — все это грани его педантизма.

 

         Психастеник всегда боится смерти, ананкаст обычно ее не боится, но боится мелких жизненных неприятностей. В психастенических ипохондриях острее всего звучат смертельные болезни, а к мелким болезням у него наплева­тельское отношение. Ананкаст может не бояться рака, который у него подозревают врачи, но навязчиво беспокоит­ся по поводу аллергии. Психастеник в отличие от ананкаста не борется со своей тревожностью с помощью опасных для жизни действий.

И психастеник и ананкаст склонны к многократным проверкам. Однако еще до первой проверки ананкаст убеж­ден, что дверь надежно закрыта, а психастеник через мину­ту после третьей проверки снова сомневается — а точно ли, что хорошо закрыл дверь.

 

         Психастенические опасения практически всегда реали­стичны, а в навязчивых, оторванных от реальности, опасе­ниях ананкаста может быть явная нелепость, ясная как не­лепость и ему самому. Проезжая в машине с закрытыми окнами в километре от туберкулезного диспансера, он мо­жет опасаться туберкулеза, даже пойти к врачу и сразу, без всяких анализов, успокоится, когда врач просто уверенно скажет, что никакого туберкулеза нет. Или, наоборот, при самом добросовестном разубеждении, не успокаивается. Психастеник в подобной ситуации не испугается. При ипохондрии внушение на него обычно не действует, разубеждение же помогает радикально.

 

         Ананкасты чаще психастеников оказываются более призем­ленными. Большинству из них свой­ственно реалистическое мироощущение. Некоторые из них атеисты "до мозга костей". Однако в отличие от психасте­ников, некоторым ананкастам свойственно аутистическое мироощущение.